— А доктора, внук, все знают: кого в армию, кого оставить. На то они и ученый народ,— продолжала бабушка мягким голосом и все гладила внука по голове.— Вот ты вышел из-за стола сытый. Сколь ты хлеба съел?

Гога пожал плечами.

— Правильно, родимый, не знаешь, а я те скажу — не меньше фунта. Да отец — фунта полтора. Видишь, сколько? А сядешь на карточку свою, на фунтик, да еще поделить на три части... Вот и посчитай отседова, почем фунт хлеба стоит?

Гоге показалось даже, что он снова хочет есть.

— Бабушка, я еще поем. Можно?— попросил Гога и, не снимая пальто, умял еще полтарелки лапши и кусище хлеба. В этот день Гога понял, что фунт хлеба стоит дорого, очень дорого.

МОСКВА-ТО ДЕРЖИТСЯ!

Ноябрьские праздники в первый военный год прошли, непривычно тихо. Не было даже обычной демонстрации. Раньше, бывало, тайшетцы семьями выходили на улицы и под звук гармошки шли к магазину сельпо, единственному в поселке кирпичному зданию. Перед магазином раскинулась площадь, раньше тут была церковная ограда. Выступления ораторов все слушали всегда внимательно, хотя заранее знали, кто что скажет. Одноногий осоавиахимовец Тихон Курбат, участник гражданской войны, каждый праздник свою речь начинал и кончал одинаково.

— Гнали мы Колчака, осиновый кол ему поперек горла, здесь. А вот нынче мы, то есть вы, я, бабы наши под музыку с песнями ходим. На энтом самом месте поп жил. Слуга царю и свой человек ему, богу,— показывал он отмороженным указательным пальцем в небо.

Заканчивал Тихон торжественно, необыкновенно растягивая в конце слова.

— То-ва-ри-щи! Победа-а-а наша-а-а правильна-а-я! Отгуляем этот праздник и будем е-ще гуля-ять; тепе-е-ерь мы хо-зя-ева земли-цы!

— Ну, что ты, Тихон, напосля волком воешь! —-упрекала Курбата жена.

— А энто, чтоб до души достало, Софья. Били-то, оказывается, не зря вражину. Глянь, сколько радости у народа!—отвечал Курбат и показывал на торжественную толпу.

А в этом году без демонстрации было тоскливо. Правда, на предприятиях и в учреждениях с утра вывесили флаги, лозунги. У каждого дома расчистили успевший уже слежаться снег. По местному радио объявили, что вечером в рабочем клубе состоится митинг.

В промороженный, украшенный инеем клуб люди начали собираться часа за два до начала. Первыми пришли домохозяйки с детьми, старушки. Когда уже узкий коридор клуба не вмещал всех, директор открыл двери в зрительный зал. Прежде чем впустить людей, он уперся в косяки худосочными руками и охрипшим голосом предупредил:

Комментарии (0)

RSS канал комментариев

Имя

Электронный адрес

Комментарий

меньше | больше

Добавить комментарий