— Дед Кузя, а что это моего папаню на фронт не берут? Сам говоришь, что уже обозников взяли... Дед, всегда говоривший ребятам правду, сейчас будто нерасслышал, о чем спрашивает его Гога. Конюх торопливо поднялся со скамьи и заговорил сбивчиво: — Вам в школу пора. Заговорил я что-то вас. За шаньги спасибо матери передай. А что старика не забыли — тоже спасибо.— Дед направился к конюшне. Колька повернулся к приятелю и прошипел: — Откуда ему знать-то, Гога, почто твоего папаню на Фронт не берут! Возьми да спроси у отца сам. Думали, покатаемся! Спросим обо всем! Накатались, наговорились! Вон даже рассерчал из-за тебя. Друзья разошлись, недовольные, что так неожиданно сорвались их планы. Перед уходом в школу Гога спросил отца: — Папаня, а чего это ты не на фронте? Всех берут, а тебя нет... — Да ты что?— напустился отец.— Да я тебя... Меня люди не спрашивают, а ты, щенок, допрос отцу учиняешь! Да я тебя...— Пронька, евший наваристый суп, вскочил из-за стола и схватил сына за шиворот. — Кто тебя кормит? Одевает кто?! Вон дружки твои на карточках сидят, а ты жрешь от пуза! На шум вышла Гогина бабушка. Вытирая руки о полотенце, висевшее на плече, она легонько подтолкнула сына в спину: — Ну, что ты пристал к мальцу? Словно Полкан с цепи. Хворый ты, сынок, вот и нутром нездоров, врачи ж толкуют...— Старуха притянула к себе внука и, поглаживая по голове, повела в свою комнату, где весь угол был уставлен иконами с мерцающими лампадками.— Ты внучок, не имей зла на отца. Хворый он у нас. Сам видишь. Доктора признали. А то б давно уж взяли в армию. А потом, внучок, на войне люди, словно звери... Зашибить могут насмерть. Вон Степан-то молчит. Уж как бьется грешная Груня со своим выводком, а никому делов нет. Басурманы твои тоже мыкаются... — Не басурманы, а башкиры,— уточнил Гога. — Все одно антихристы. Отдала двух кормильцев, осталась с этим, как его, прости меня, грешную, сколь годов вижу окаянного, а как звать его — не запомню. — Джамиль,:— подсказал внук. -— Он самый. Есть ведь нечего, а она, дура, довольна, что они на фронте. А у нас, слава богу, ни хлеб, ни мясо не переводятся. И все отец старается. Потом на войне порешить могут. Ты разве хочешь, чтоб отца твоего убили?
|