--Дедушка Кузя! Дедушка! Тайфун забодал Джамиля! Каково же было удивление старика, когда он прибежал и увидел притихших ребят, а в загоне, возле оторопело сидевшего Джамиля, стоял с опущенной головой Тайфун и чуть-чуть поигрывал хвостиком. --Фу, напугал, Судаков, ты меня. Я уж думал: мой юнга и вправду попал в шторм. Оказывается, все в порядке, упрекнул добродушно Гогу конюх. - Это он подначивал: «Трус, трус!»,—.наперебой говорили ребята. Старый конюх спрятал в усы улыбку и вернулся к прерванной работе, фальшиво напевая «На сопках Маньчжурии». Он сейчас понял окончательно, что Тайфун приобрел; друга, а «юнга» его совершил в своей жизни сознательный смелый шаг. ЦЕНА КУСКА МЫЛААвгуст наступил как-то неожиданно. Тайшетцы даже не заготовили вовремя березовых веников. Не до этого было людям, Война, мобилизация, проводы заслонили собою все будние заботы. И только в середине августа жители как бы вспомнили вдруг, что приближается осень — ночами стали показывать белую бороду заморозки. Первым привез на Тодике большой воз березовых веток дед Кузя. Он незлобиво ворчал на разыгравшегося коня, который пытался грызть торчавшие, как рога, концы оглобель. — Балуй, балуй у меня, шельма! Тодик мотал головой, хлестал бока красивым белым хвостом, У дома Шамилевых дед Кузя остановил лошадь и крикнул: — Тетушка Шамшура! Березки на веники привез... Убиравшаяся во дворе мать Джамиля откликнулась: — Слышу, слышу, дедушка. Иду... Дед Кузя сбросил на землю почти половину воза березовых веток. — Куда же столько! Самому ничего не осталось,— всплеснула руками тетушка Шамшура, — Половину степановой Груне дашь. А то с мальцами ей, поди, недосуг. Мне хватит и этого. Не хватит — могу еще съездить. Правда, запоздал уже. Видишь, сережки навесила какие?— старый конюх помял пальцами похожие на пожелтевшие стручки гороха осенние украшения березы.—А листья—что твоя крапива. Нет в них уже летнего духа. Надо б в июне... Будь проклята война!.. Гизар и Марат пишут? — Пишут..-. — Э-э, милый, и мне отсыпь! — засеменила к Еозу Гогина бабушка:—Соседи говорят, твои веники, как божья рука, мягкие. Недуг снимают, -— Пронька наделает, Чай, не ангел. Морда-то вон какая... Но-о, Тодик!— сердито стегнул конюх ременными вожжами лоснящиеся бока лошади, даже не посмотрев в сторону спешившей к нему Судаковой.
|